«Все хотят счастья, а счастье обычно складывается из многих небольших частичек жизни. Но есть одно большое зло, способное перечеркнуть разом счастье миллионов людей. Это зло - война». Так считает председатель нижегородской областной общественной организации «Защитники и жители блокадного Ленинграда» Сергей Фогель, ребёнок блокады и «сын полка».
Чтобы зло не повторилось, нельзя забывать о прошедшей войне. Каждое поколение должно знать, сколько стоят победы, сколько невинных жизней было положено на алтарь войны. Именно поэтому Сергей не устаёт рассказывать о войне, особенно юным слушателям. От них зависит будущее России, будущее мира…
Холод, голод, бомбёжки
Альбина Макарова, «АиФ-НН»: Сергей Сергеевич, ребёнком вы пережили блокаду Ленинграда. Сколько лет вам было в 1941 году?
Сергей Фогель: В 1941-м мне исполнилось 10 лет, я был, как все дети, шаловливым, в меру непослушным. Мне казалось, что такая жизнь будет всегда. Мы жили на Васильевском острове в Ленинграде.
Папа был военным, мама - самый добрый человек на земле, красавица. Я старший брат, у меня две сестрёнки - четырёхлетняя Мариночка и малышка Галя, которой всего годик. А ещё с нами жила бабушка, которая пекла самые вкусные на свете пирожки с капустой. Мы были счастливы.
Когда Ленинград оказался в блокадном кольце, папа уже был на фронте, и я остался в доме единственным мужчиной. Сейчас это звучит, может быть, и смешно, но тогда я всерьёз считал себя ответственным за маму и сестрёнок.
Самые страшные воспоминания связаны с зимой 1941-42 гг. Всё время было очень холодно и хотелось есть, морозы стояли жгучие, а ежедневная норма хлеба была 125 граммов. Это совсем небольшой кусочек. Попробуйте, отрежьте от буханки, взвесьте на кухонных весах и посмотрите! Я точно помню, как выглядит этот спасительный кусочек...
- Вы всё равно оставались ребёнком. Дети в блокадном Ленинграде играли в обычные ребячьи игры? Или беда заставила вас стать взрослыми?
- Сначала мы продолжали жить своей детской жизнью: встречались во дворе, бегали, играли. Но очень скоро на бег сил не осталось...
Моей обязанностью в семье было отоварить хлебные карточки. Это было, пожалуй, самое важное дело, от этого зависела наша жизнь. Хвост очереди стоял на улице, на ветру, на морозе, всем хотелось поскорее попасть в магазин, согреться.
Воду дома отключили, и мне приходилось с бидончиком отправляться к проруби на Неве. И здесь тоже была очередь. Многие обессилели, еле ходили, они медленно кружками наливали свои бидончики. А как не обессилеть? Помню, мама варила огромную кастрюлю «супа», в котором, кроме воды, была маленькая горсточка пшена...
Но налить воды, выстояв очередь, - это полдела. Потом надо было по обледеневшим ступеням подняться на набережную, не разлить воду. Когда разливал, приходилось возвращаться.
Ленинград постоянно подвергался артобстрелам и бомбёжкам. Мы, мальчишки, помогали тушить бомбы-«зажигалки» на чердаках. Боялись? Нет, не боялись, но и погибать не хотелось. Мы мечтали попасть на фронт. Понимали, что детство закончилось, - чтобы жили наши матери, сёстры, мы должны стать серьёзными и сильными.
Попал в кинохронику
- Вы часто показываете школьникам свою фотографию, сделанную в блокадном Ленинграде. Что это за снимок?
- Из Ленинграда наша семья эвакуировалась весной 1942 года. Младшая сестрёнка блокаду не пережила - слишком слабенькая была, слишком маленькая. Я старался не показывать другим, как тяжела для меня эта потеря. Сестрёнку Мариночку я теперь пытался оберегать ещё больше - делился хлебными крошками, хотя самому есть хотелось до потемнения в глазах.
И вот говорят: по Ладоге блокада прорвана, можно выехать из Ленинграда. Сначала надо добраться до Финляндского вокзала. У нас два маленьких узелка, это все наши вещи, голод и смерть научили нас выбирать главное. Мариночка на санках, потому что ходить оголодавшему ребёнку тяжело. Мы ждём, на улице очень холодно, в животе пусто. От голода и холода начинает клонить в сон.
Я уже знаю, что уснуть на морозе от голода очень просто и очень опасно. Держусь из последних сил. Вижу, что Мариночка то и дело клюёт носом. Я трясу её за воротник, чтобы она не спала. Прошло несколько десятилетий после войны, ко Дню Победы нас пригласили посмотреть кино о блокаде. И там в кадрах кинохроники я увидел себя рядом с сестрёнкой - я тормошил её за воротник! Фотография - это стоп-кадр той кинохроники.
Тогда я даже не заметил, что нас кто-то снимает, но хорошо помню, как мне было страшно: один из автобусов нашей колоны ушёл под лёд Ладожского озера.
А когда мы, наконец, добрались до берега, я в первый раз за год наелся досыта. Хлеб был мягкий, тёплый, такой вкусный! Вкуснее я потом ничего не ел.
Сын полка
- Как вы в 11 лет стали бойцом действующей армии?
- Я понимал, что можно пойти в школу, жить в городе, который не бомбили, а потом вернуться в Ленинград. Но ещё в Ленинграде твёрдо решил идти воевать. Меня приняли в воинскую часть, входящую в состав 3-го Украинского фронта. К моему решению отнеслись без иронии.
Конечно, в части меня берегли и старались постоянно накормить, потому что первое время я на еду смотрел голодными глазами. Геройствовать так, как мне хотелось, тоже не разрешали. Но я понимал - дисциплина в армии важна. К 14 годам уже лихо водил трофейный «Виллис» и метко стрелял из трофейного карабина. Вместе со всеми под артобстрелом переправлялся через Днепр, это можно считать моим настоящим боевым крещением.
- После войны вы вернулись в Ленинград?
- Я приезжал на Васильевский остров, в наш дом. Почти расплакался, увидев выбитую ступеньку в парадном. Я бегал по ней в школу, перепрыгивал через неё, несясь во двор играть. По этой ступеньке ходил совсем другой Серёжа Фогель! Он не видел голодных смертей, ещё не знал, что такое терять близких. В нашей квартире жили другие люди, они пригласили меня в дом, предложили чаю.
Мог ли бы я вернуться в Ленинград? Наверное, нет, там многое до сих пор вызывает боль.
После войны я решил остаться в армии, стал офицером, прослужил 30 лет, нёс службу и в Прибалтике, и на Дальнем Востоке, и на Северном Кавказе. В отставку вышел в звании подполковника. Тогда и выбрал себе для жизни Нижний Новгород. Сейчас прирос душой к Нижнему, люблю его, называю родным.
Моя главная задача сейчас - рассказывать школьникам о войне, чтобы они знали о такой беде и учились ценить мир. Молодёжь сейчас часто ругают, но подрастающее поколение такое, каким мы его вырастили. Вот я и стараюсь по мере сил внести свою лепту в формирование взглядов на жизнь подростков.
Для бесед в школе я обычно выбираю третий-четвёртый класс. Этим детям столько же лет, сколько было мне, когда началась война. Я хорошо помню себя в их возрасте. Они не хуже нас, они тоже сумеют быть сильными, если потребуется, смогут быстро повзрослеть, если будет надо. Хорошее у нас растёт поколение! А знания о прошлом детям должны дать мы.