70 лет назад была прорвана самая страшная и долгая блокада с истории человечества. Почти 900 дней и ночей ленинградцы были отрезаны от Большой земли, с которой ее связывал узкий коридор вдоль южного берега Ладожского озера, названный «дорогой жизни». Жители героического города, мужественно сражаясь с голодом, болезнями и смертью, работали на оборону страны и делали все возможное, чтобы спасти детей, которых вывозили из осажденного города.
Только в Горьковскую (ныне Нижегородскую) область было эвакуировано 5 500 маленьких ленинградцев. Вторым домом стала горьковская земля и для питерских рабочих, эвакуированных вместе с оборонными предприятиями, производящими боевую технику, боеприпасы, военное снаряжение. Часть ленинградцев, переживших блокаду, стала нижегородцами уже после войны.
«Умерли все. Осталась одна Таня»
Всему миру известен дневник ленинградской школьницы Тани Савичевой. Эти девять страничек из записной книжки стали обвинительным документом на Нюрнбергском процессе, где судили нацистов за преступления во Второй мировой войне.
В семье Савичевых, которая жила на Второй линии Васильевского острова, было восемь человек. Таня была самым младшим ребенком в семье. Записная книжка досталась ей от старшей сестры Нины, которую она хранила в палехской шкатулке вместе с маминой фатой и венчальными свечами. Слабой рукой изможденная от голода девочка вела страшную блокадную летопись своей большой семьи, в которой, экономя силы, записывала даты смерти своих близких.
Эти записи невозможно читать без содрогания:
«Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.»
«Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня. 1942 г.»
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.»
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 г.»
«Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942»
«Мама умерла 13 мая в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.»
«Савичевы умерли»
«Умерли все»
«Осталась одна Таня».
За этими скупыми строчками – оборвавшиеся жизни людей, которые несмотря на лишения, работали для фронта, для победы.Сестра Тани, Евгения, работала по две смены на Невском машиностроительном заводе. Брата Леонида (Леку) из-за плохого зрения не взяли на фронт, и он работал на выполнение военных заказов на судомеханическом заводе. Мама Тани, Мария Игнатьевна, шила дома рабочие рукавицы и военное обмундирование для фронта, дежурила в добровольной противовоздушной обороне. Все эти мужественные люди умерли от дистрофии: ведь есть было нечего, кроме плохого хлеба, да и нормы по хлебным карточкам полагались очень низкие - 250 г по рабочей карточке и 125 г по служащей и детской.
«Таня должна покоиться в Шатках»
Ослабевшую Таню в мае 42-го нашла санитарная команда, которая обходила ленинградские квартиры в поисках выживших. Девочка только и могла сказать, что все умерли. Ведь она ничего не знала о судьбе старшего брата Михаила, который был в партизанах, и старшей сестры Нины, эвакуированной из Ленинграда вместе с заводом. Таню Савичеву вместе с другими ленинградскими детьми эвакуировали в Горьковскую область, на территории которой в годы войны было открыто 42 детских дома для маленьких посланцев осажденного города. Все дети были очень слабы, кожа да кости, только огромные глаза выделялись на исхудавших лицах. Местные жители вспоминают, что малыши-блокадники пытались есть траву, их останавливали, но это не помогало.
Таню Савичеву вывезли в районный центр Шатки, в поселок Красный Бор. Девочка была крайне истощена. С собой она взяла свою самую большую ценность - ту самую палехскую шкатулку, в которой хранился ее блокадный дневник. Таню выхаживали, лечили от истощения и туберкулеза, но тогдашний уровень развития медицины не позволял выходить девочку. Ей с каждым днем становилось все хуже. И 1 июля 1944 года Таня Савичева умерла. После нее остался только ее блокадный дневник, ставший знаменитым на весь мир. За Таниной могилой долгие годы ухаживала медсестра Шатковской центральной районной больницы Анна Журкина, которая провела рядом с Таней ее последние дни.
Родные Тани Савичевой - сестра Нина Николаевна и брат Михаил Николаевич навещают ее могилу в нижегородской глубинке. Когда некоторые общества памяти жертв блокады подняли вопрос о перезахоронении останков Тани в Петербурге на Пискаревском кладбище, родные погибшей девочки сказали: «Мы считаем, что прах Татьяны Николаевны Савичевой должен оставаться там, где он покоится, - в рабочем поселке Шатки. Мы уверены, что эта могила не будет забыта. Шатковцы - люди на редкость добрые, они умеют передавать высокие чувства добра, любви своим детям. Место захоронения Тани было найдено и установлено только благодаря им».
В настоящее время в Шатках установлен мемориальный комплекс памяти Тани Савичевой. Надгробие над ее могилой было сооружено на народные деньги. Ленинградская певица Эдита Пьеха спела песню «Памяти Тани Савичевой», и выступив с концертом в Шатках, передала средства от концерта на будущий памятник. Эту инициативу подхватил Шатковский райком комсомола, открыв спецсчет, на который приходили деньги со всего Советского Союза. Помог со средствами и Совет Министров Российской Федерации. Гранитное надгробие с бронзовым бюстом Тани было установлено в мае 1981 года.
«Остаешься за старшего»
10-летний Сережа Фогель жил на Васильевском острове по соседству с Таней Савичевой, хотя и не был с ней знаком. Он родился в семье потомственных военных, где, кроме Сергея, еще было две сестренки, 4-летняя Марина и годовалая Галочка. С ними жила еще старая бабушка, которая научила Сережу печь пироги с капустой и ватрушки. Летом 41-го года счастливая мирная жизнь закончилась. Война заставила мальчика быстро повзрослеть.
«Когда отец уходил на войну, - вспоминает Сергей Фогель, - он сказал мне: «Сережа, ты мужчина. Ты остаешься в семье за старшего, береги маму, бабушку и сестренок».
Эти слова врезались мальчику в память. Он не только взял на себя все заботы, связанные с домом, но вместе с одноклассниками взрослыми готовил город к противовоздушной обороне: очищал чердаки жилых домов от хлама, устанавливал там ящики с песком и бочки с водой.
«Воду брали у жильцов квартир верхних этажей, - рассказывает Сергей Сергеевич, - а вот песок приходилось носить наверх с улицы. Так и бегали снизу вверх и обратно с тяжелыми ведерками. Зато потом и песок, и вода очень хорошо помогали бороться с зажигательными бомбами и возникающими пожарами».
Целыми днями мальчик с друзьями занимался недетскими делами, помогая городу противостоять страшным авиационным налетам противника. Одной из обязанностей детей было следить за соблюдением светомаскировки. В вечернее и ночное время на окнах должны были быть опущены темные шторы, чтобы не привлекать светом фашистские самолеты во время воздушной тревоги.
«Мы ходили по улице, - говорил Фогель, - и если видели, что где-то сквозь щелочку пробивается свет, то бежали в подъезд, звонили или стучали в квартиру, пока нам не откроют: «У вас свет в окне! Закройте плотнее шторы!»
Дети увязывались за взрослыми на строительство оборонительных сооружений, где приходилось вместе со всеми переживать обстрелы немецкой авиации на бреющем полете. Мальчики собирали пустые бутылки, которые были предназначены для наполнения самовоспламеняющейся жидкостью (на фронте бойцы кидали их под фашистские танки), а девочки помогали в госпиталях кормить раненых, писали под диктовку письма их родным.
«Мы все понимали: идет война, детские забавы закончились, - говорит Сергей Фогель. – Нужно было каждому сделать все, чтобы приблизить победу».
В очередях было тихо
Сергею приходилось самому отоваривать продовольственные карточки: бабушка болела, а мама все время была на работе. До сих пор Фогель помнит, как в очередях голодные и замершие люди от слабости прислонялись друг к другу и медленно двигались к окошку, в котором выдавали мизерные пайки хлеба. «В очереди всегда было так тихо, - вспоминает Сергей Фогель, - у людей от слабости не было сил на лишние разговоры. Не было сил даже проводить взглядом людей, которые провозили мимо на санках окоченевшие трупы своих родственников».
Чтобы хоть как-то поддержать домочадцев, мать Сергея бросала горстку пшена в двухлитровую кастрюлю с водой и кипятила ее. Получалась мутная водица с редкими крупинками зерна. Но голода она не утоляла. Вскоре заболела и умерла Галочка, которой едва исполнился один год. Когда вся семья оказалась на грани полного истощения, дали согласие на эвакуацию в Архангельск, потому что там служил отец.
Кинохроника на память
Эвакуировались Фогели с Финляндского вокзала, куда привезли на санках сестру Марину и два узелка с пожитками. Было очень холодно, от голода все время хотелось спать.
«Я уже знал, что голодные люди проваливаются в сон, - рассказывает Сергей Сергеевич, - поэтому все время тряс засыпающую Маринку за воротник шубки, чтобы она проснулась. Каково же было мое удивление, когда несколько десятилетий спустя в документальном фильме о ленинградской блокаде я увидел кинокадры с сестренкой и самим собой, тормошащим ее за воротник! Какой-то неизвестный кинооператор запечатлел нас как двоих из тысяч ленинградских детей, которых эвакуировали по «дороге жизни» на Большую землю».
Пока Сергей с семьей ехал в колонне автомашин по замершему Ладожскому озеру, он видел еще не затянувшуюся полынью, в которой только что утонул автобус с людьми. Никто из пассажиров не спасся.
«Это было страшно, - вспоминает Сергей Фогель. – Даже страшнее авианалета в осажденном городе».
После эвакуации Сергей Фогель вместе с отцом в качестве сына полка прошел боевой путь с воинской частью, входящей в состав 3-го Украинского фронта. Победу они встретили под Одессой. По примеру своих предков Сергей выбрал профессию военного, которой отдал 30 лет жизни и вышел в отставку в звании подполковника. Прослужив на Дальнем Востоке, Северном Кавказе и Прибалтике, после распада Советского Союза Фогель переехал в Нижний Новгород, где с 2000 года возглавляет Совет местной общественной организации защитников и жителей блокадного Ленинграда.
«Блокада оставила неизгладимый след в наших душах, - говорит Сергей Фогель. – Где бы мы, бывшие блокадники, ни находились, в душе мы навсегда останемся ленинградцами!»