Звезда эпизода
С выхода фильма «Подкидыш» в 1939 г. её допекали фразой «Муля, не нервируй меня!» Эту фразу, которую она сама же экспромтом и придумала на съёмках, Раневская в итоге возненавидела. Как и фильм, принёсший ей всенародную популярность. Даже Брежнев, в 70-х гг. вручая ей орден Ленина, прошамкал эту злосчастную «Мулю». «Я не Муля, я Фуфа!» - обычно парировала актриса. Фуфой, Фуфочкой звали её самые близкие - так её прозвал когда-то внук подруги за вечное пыханье папиросой «Беломор» и клубы выпускаемого дыма.
На самом деле Фаина Георгиевна Раневская - Фаина Гиршевна (Григорьевна) Фельдман. Её отец, Гирш Фельдман, был таганрогским миллионером. (Позже в советских анкетах она писала: «Мой отец был небогатый нефтепромышленник».) Особняк в центре города, собственный пароход, на котором в 1917-м вся семья эмигрировала за границу... Вся, кроме Фанни. Крупная, рыжеватая, басовитая, восторженная провинциальная барышня, дочка миллионера мечтала о театре!
Безумное увлечение театром и желание стать актрисой остались в ней несмотря ни на что. Ни на совет отца повнимательнее посмотреть на себя в зеркало. Ни на то, что в театральные школы её не приняли, как она сама говорила, за «некрасивость и неталантливость». Эта нелепая, застенчивая, сентиментально-слезливая девица ещё и заикалась. На сцене и экране этот дефект чудесным образом пропадал.
Много позже Ахматова скажет Раневской: «Вам 11 лет и никогда не будет 12!» Она и впрямь до старости, несмотря на грозный неукротимый нрав и величественность, во многом оставалась ребёнком, коря себя за «бестолковость и забывчивость», за вечное разбазаривание денег, изумляя окружающих тем, как легко ударялась в слёзы, изводя порой невероятными капризами.
Принято говорить, что Раневская мало сыграла. «Пропищала - и только», - писала она сама о своём творчестве. 23 роли в кино - и всё эпизоды. Трагическая по сути актриса играла комедийные, характерные маленькие роли. Но каждая из них, каждая её реплика, чаще всего придуманная ею самой, впечатывается в память. Её нелепая влюблённая домработница Маргарита Львовна в «Весне»: «Красота - это страшная сила!» Её покоряющая даже в своей злобе и коварстве Мачеха в «Золушке»: «Жалко, королевство маловато, разгуляться негде!» А фразу, тоже ставшую афоризмом: «Я никогда не была красива, но я всегда была чертовски мила!» - в фильме по чеховскому «Человеку в футляре» она придумала и вписала в текст. Потом испугалась собственной наглости и позвонила Книппер-Чеховой с извинениями, но та одобрила эту вполне чеховскую фразу.
Главная драматическая роль у Раневской была всего одна - в «Мечте» у Михаила Ромма в 1941 г. Этот фильм оценили и за границей. Говорят, посмотрев его, великий Теодор Драйзер так впечатлился, что вышел из безнадёжного запоя. Раневская же сниматься в кино не любила: «Это всё равно как вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию».
Те, кто её любил, никогда на неё не обижались. А она, со своим едким, подчас ядовитым остроумием, с убийственными афоризмами, более всего «любила влюбляться в людей» - прежде всего за талант, который чувствовала в других безошибочно: в начинающих Елене Камбуровой (услышав её, тут же написала на радио восторженное письмо), Марине Неёловой («Неёлочке»), сыгравшей лично для Фуфы спектакль на её кухне.
Женщина-афоризм
Юрий Завадский, худрук Театра им. Моссовета, где Раневская служила последние годы жизни, сказал ей по поводу её крошечной роли Маньки в «Шторме»: «Вы не могли бы исполнять роль не так ярко? Вы затмеваете остальных!» Раневская подчёркнуто кротко ответила: «Хорошо, если это нужно для дела, я обещаю играть значительно хуже!» Но Завадский её эпизод попросту убрал из спектакля.
Она в разных театрах всё-таки грандиозно сыграла и Вассу Железнову, и Бабуленьку в «Игроке», и Марью Александровну в «Дядюшкином сне», и Фелицату в спектакле «Правда - хорошо…», и Люси в «Дальше - тишина». Но, «переспав с несколькими театрами», по её признанию, «так и не получила удовольствия». Из режиссёров, с кем работала, ценила Ромма в кино и Таирова в театре. Других же по обыкновению едко высмеивала, пригвождая афоризмами: «уценённый Мейерхольд», «вытянутый лилипут»... Один был у неё «хрен-скиталец», другие - «с грудями во всех местах», «помесь гремучей змеи со степным колокольчиком», «заслуженная мещанка республики», «жуткая дама без собачки». Да и себя не щадила. Свою кухню с развешенными под потолком трусами называла «мой итальянский дворик». Награды - «похоронными принадлежностями». Внешность - «с моей рожей надо сидеть в погребе и ждать околеванца». Её афоризмы, экспромты передавались из уст в уста, их записывали все кому не лень.
Последние годы в кино ей предлагали лишь эпизоды, в театре 10 лет не было новых ролей. «Раневская - это целая труппа», - писали о ней. Она и сама уверяла, что могла бы сыграть всех, кроме Ленина, просто потому, что точно упала бы с броневика. А её всё больше одолевали болезни, мучили утраты, вечная бессонница, недовольство собой («играла чепуху, неловко и стыдно перед публикой»), разочарование в своём театре: «Театр катится в пропасть по коммерческим рельсам». Так и не встретив «своего» режиссёра, она с горечью называла себя «выкидыш Станиславского». Считала себя «вполне нормальной психопаткой»: «В жизни мне больше всего помешала душа - как хорошо быть бездушной!» И уж «нет большего счастья, чем обладать одной извилиной в мозгу и большим количеством долларов».
В последние годы Фаина Георгиевна страдала от одиночества, которое считала, впрочем, спутником славы и таланта. Семьи не сложилось по многим причинам. А ведь у неё, язвительной, подчас беспощадно грубой с людьми, было столько нежности, искреннего восхищения, благодарности к тем, кого она любила: к Качалову, Таирову, Орловой, Марецкой, Станиславскому (в юности она как-то с криком «Мальчик мой!» в экстазе погналась за коляской, в которой он ехал), Ахматовой, Твардовскому…
Она жила в квартире со скромной мебелью. (При переезде ей советовали перевозить вещи ночью, чтобы народ не увидел, как она живёт. «Ничего, он поймёт», - ответила Фаина Георгиевна.) Со множеством любимых фотографий, приколотых к стенам иголками от инъекций, с постоянно незапертой дверью, с обожаемой собакой-уродцем Мальчиком, подобранной на Тверском бульваре с отмороженными лапами. Мучаясь без сна, она слушала классическую музыку по радио, читала Мальчику Пушкина и Верлена по-французски. А когда засыпала ненадолго, во снах к ней являлись Марк Аврелий, Толстой, Ахматова, любимейший Пушкин. Правда, она рассказывала, что во сне гений сказал ей: «Как ты надоела мне со своей любовью, старая б…!» Что у неё осталось к 85 годам? «Юмор, печаль и любовь к тому, чего уже нет». И грустный итог: «Жизнь кончена, а я так и не узнала, что к чему…»
Смотрите также:
- "Я слышу его голос". 1 декабря - день памяти артиста Евгения Дворжецкого →
- Марина Голуб: «Нижегородский зритель – сложный и понимающий!» →
- Зачем бабулям сериалы? →