На 800-летие Нижний Новгород получил огромный подарок – восстановили несколько памятников деревянного зодчества, расположенных в архитектурно-этнографическом музее-заповеднике «Щёлоковский хутор». Среди них – мельница толчея-столбовка конца XIX века. Недавно авторы проекта реставрации мельницы стали лауреатами ежегодной общероссийской премии за лучшее архитектурное сооружение из дерева АРХИWOOD 2021. Как настоящему ремеслу учатся на срубе, «АиФ-НН» узнал у одного из лауреатов премии реставратора Антона МАЛЬЦЕВА.
Хватит гостендеров
Злата Медушевская, «АиФ-НН»: – Антон Павлович, правда, что настоящий реставратор деревянного зодчества в первую очередь должен быть хорошим плотником?
Антон Мальцев: – Ремесло во все времена передавалось не по книгам, хотя сейчас много специальной литературы есть в отрытом доступе. Навыки работы получают только на срубе.
В своё время я многому научился, работая с архитектором, выдающимся реставратором памятников древнерусского зодчества Александром Владимировичем Поповым. Его мастерская реставрировала храмовый ансамбль в селе Нёнокса Приморского района Архангельской области: две церкви и колокольню. Я как раз закончил строительное училище в Москве и поехал работать в Нёноксу. Там за несколько лет освоил специальности плотника, столяра, кузнеца, вальщика и только потом поступил в Московский архитектурный институт.
– Наверное, бригад реставраторов деревянного зодчества по стране не так уж и много, потому что нужны такие умения?
– Работа действительно сложная и в России не очень благодарная. На мой взгляд, к проблемам реставрации у государства интереса нет. Например, в общероссийский классификатор видов экономической деятельности (ОКВЭД) профессия реставратора не внесена до сих пор.
Но основная проблема – расценки. Бюджетные средства, которые выделяют на реставрационные работы по всей стране, не индексировали с 2011 года. Люди должны делать сложнейшую работу по расценкам вдвое ниже рыночных.
Кроме того, конкурсная система, которую при заключении госконтрактов обязаны проходить все подрядчики, подразумевает дополнительное снижение сметы.
Проще говоря, кто предложит сделать дешевле, тот и берёт контракт. Тут возникает логичный вопрос: в техзадании указан объём работ, материалы, сроки, так за счёт чего должно происходить снижение цены? Какие-то виды работ не выполнят? Снизят качество материалов или привлекут низкоквалифицированных рабочих?
В своё время на государственном уровне обсуждали возможность сохранять лесные угодья для реставрационных нужд. Вагонку пилить можно из любой сосны, а памятники восстанавливать – из единичных деревьев. Но пока всё осталось на уровне разговоров.
Честно, мельница-толчея на Щёлоковском хуторе для нашей фирмы – последний объект, который мы реставрировали за бюджетные деньги. Больше в государственных тендерах желания участвовать нет. Мне как руководителю фирмы людям надо командировки оплачивать и зарплату без задержек выдавать! Хорошо, что сейчас есть различные фонды, которые занимаются спасением в том числе памятников деревянного зодчества, есть частные заказы. Работы нам хватит.
Повезло: брёвна были пронумерованы
– В чём для вас был интерес восстанавливать мельницу-толчею на Щёлоковском хуторе?
– Работать с объектами, аналогов которых нет ни в России, ни в целом мире, – большая честь для реставратора. Мы заменили лопасти мельницы, собрали поворотный механизм, полностью перебрали амбар из 56 венцов – сверху вниз по брёвнышку, а потом всё собирали снова. При этом сгнившие части заменяют новым деревом. Нам повезло, брёвна были пронумерованы, а то иногда при разборке их маркируют неправильно, и приходится «играть в пятнашки» – вручную подбирать брёвна к месту, где они были первоначально.
Кстати, второй метод реставрации памятников деревянного зодчества, который утверждён новыми ГОСТами, – лифтинг. Здание поднимается над землёй на металлических конструкциях. Это актуально, когда надо поменять только нижние подгнившие венцы, не тронув верхние. Придумали и разработали этот метод в Норвегии.
Жаль, что пока не воплотилась наша задумка о переносе мельницы-толчеи в то место, где она могла бы полноценно работать от движения ветра. На Щёлоковском хуторе мельница стоит в овраге, ветра там почти нет. Мельница – не просто здание, а механизм. Если она не будет работать, это не лучшим образом повлияет на её сохранность. В той же Голландии, где есть госпрограмма по сохранению мельниц как символа страны, 1200 мельниц из сохранившихся запускают хотя бы раз в неделю.
– Мельница после реставрации выглядит как новая. Но разве по правилам реставрации в восстановительных работах не надо использовать аутентичные материалы?
– Да, мы применяем новое дерево, но порода, размер брёвен, инструменты для его обработки используем аналогичные, что и при постройке.
Например, как-то при реставрации церкви Ризоположения из села Бородава 1485 года обнаружили, что рубили её в своё время при помощи особых тёсел (это вид топора с лезвием, поставленным перпендикулярно к топорищу. Используется там, где неудобно действовать обычным топором. – Ред.). Нам пришлось изготовить аналог старинного инструмента.
Если бревно при строительстве рубили топором напополам, то согласно принятым нормативам сохранения памятников деревянного зодчества, бензопилу мы можем использовать для ускорения и облегчения работ, но следов от неё не оставляем. Торцы брёвен зарубаются топорами.
Высокая культура стройки
– Как нашим предкам удавалось из дерева строить на века, а мы при всём разнообразии техники и материалов этого не умеем?
– Тогда была очень высокая культура строительства. Недавно я реставрировал старинный амбар в Костромской области. Это обычная хозяйственная постройка, но как она тщательно сделана на каждом этапе! Можно было бы и проще, но плотники в те времена не могли позволить себе схалтурить. Попасть в плотническую артель, которая брала хорошие заказы, было очень сложно, в очередь вставали умельцы даже с золотыми рукам. Рисковать репутацией никто не хотел, в отличие от наших дней.
– Кроме памятников на Щёлоковском хуторе, вы наверняка видели и другие объекты деревянного зодчества в Нижнем. Какое впечатление они произвели?
– Старинные деревянные дома, как в Нижнем Новгороде, я видел на Чистых Прудах в Москве, а также в Красноярске и Енисейске. Была такая общая и очень высокая строительная культура возведения подобных зданий.
Памятники деревянного зодчества по всей стране долгое время не реставрировались и практически разом пришли в негодность. Деньги на полноценное содержание и реставрацию нужны колоссальные. Придание зданию статуса объекта культурного наследия (ОКН) – не панацея от разрушения. Государство передаёт ОКН в частные руки, налагает кучу ограничений, влекущих огромные расходы, а поддержки не даёт никакой. Это делает абсолютно убыточной всю эту историю для частных владельцев, а у государства денег на возрождение ОКН по-прежнему нет.
На мой взгляд, то, что в Нижнем перестали массово сносить деревянные дома, не значит, что произошли глобальные перемены в лучшую сторону, просто варварства меньше стало. Улучшением стала бы масштабная федеральная программа по сохранению деревянного зодчества с обновлённым законодательным фундаментом.
Нужна и особая образовательная программа, чтобы у людей в принципе не возникал вопрос: «Зачем нам это сохранять?» Вы посмотрите, у нас же в деревнях люди великолепные старинные деревянные дома обшивают сайдингом, а наличники с резьбой меняют на пластиковые окна. При этом таких объектов деревянного зодчества, как в России, нет больше нигде в мире.
Жить во дворце. На месте ДК им. Ленина в Нижнем планируют возвести дом 
Памятник спасительному хлору. Началась реставрация фильтровальной станции 
Снесло крышу. Что происходит с жемчужиной туристического Нижнего Новгорода 
Свидетели истории. Реставратор — о новом смысле памятников архитектуры