Знаменитый баритон сразу пожаловался, что с большим трудом добрался до Нижнего:
- Мы ехали 13 часов из Казани на микроавтобусе по ужасным дорогам. Какой-то кошмар! В одном месте застряли в пробке - ремонтировали трассу. Уже размышляли через Москву добираться...
Заставил плакать американцев
- Дмитрий Александрович, как вы думаете, была бы так успешна ваша карьера, если бы не случилось поступательного движения на Запад?
- Моя карьера уникальна по-своему, потому что я появился ниоткуда, из Красноярска - города, далёкого от центра. Меня узнали в 1989 году после победы в конкурсе “Лучший певец мира”. С тех пор за мной в России и закрепился этот титул. Я помню свой первый концерт в Москве после победы - публика так ломилась на моё выступление, что пришлось выставлять заграждения и вызывать конную милицию. На меня смотрели как на диковинку. Сейчас могу сказать: я состоялся по-настоящему. Взлетел и смог удержаться!
- В Европе вы стали практически своим. Какая публика вам ближе: российская или зарубежная?
- Публика всегда уникальна, неповторима. Чем непроходимее, чем дубовее публика, тем интереснее перед ней выступать. С другой стороны, тёплый приём ещё никому не вредил. На таких выступлениях совершенно иные ощущения. Это чаще всего происходит здесь, в России.
Я очень ценю наших зрителей за то, что они ценят и любят меня. Больше люблю петь на родном языке, хотя русских партий у меня в репертуаре осталось мало. Приходится в основном исполнять итальянские арии.
Самая запоминающаяся - военная программа. В туре по Европе и Америке с песнями Великой Отечественной войны мы смогли объяснить людям, КАК это было - ведь за рубежом про войну знают мало. Публика нерусского происхождения вставала и плакала. Это о многом говорит. Значит, в тех песнях заложен своего рода код боли... В туре была и политическая составляющая. Мы доказали, что Россия - великая страна.
- Почему на Западе вас назвали “Сибирским экспрессом”?
- Не потому, что я стремительно взлетел на сцену, а когда увидели, как в “Евгении Онегине” пробовал танцевать (смеётся). Я, конечно, учусь у балетмейстера. И пытаюсь совершенствоваться. Но...
Век непрофессионалов
- Вы работали во многих театрах. Говорят, что часто таланты используют на полную катушку, а потом выбрасывают на улицу...
- Это уже не театр, а промышленность какая-то! На самом деле от артиста зависит, как будет развиваться его карьера. Согласится ли он на все предложения, которые ему поступают. Во всех театрах есть профессионалы и непрофессионалы. К сожалению, сейчас век последних, причём во всех областях.
- Бывают ли у вас конфликты с режиссёрами, с которыми вы работаете?
- Работа с режиссёром - это поиск компромисса, обретение истины. В споре, порой в конфликтах. Происходит обмен знаниями, опытом. Я человек пытливый, интересующийся. Чем невозможнее, бредовее режиссёрская задача, тем любопытнее её реализовать. Конечно, всему есть предел. Хотя я уверен, что в оперном театре возможно всё. Пусть это и музейный жанр, где ничего новее и конгениальнее, чем придумали в XVIII - XIX веках, уже не
изобретут. Но оперный театр продолжает развиваться и двигаться.
В плеере - 25 дней музыки
- Ваш сын Максим не собирается пойти по вашим стопам?
- Ему всего четыре, но он уже приобрёл вокальную болезнь - узелок на связках. Это следствие трахеита, который мы никак не можем вылечить. Ребёнку не прикажешь: “Не разговаривай! Не кричи!” А голос у Максима большой, крепкий. Такой темперамент! Не знаю, станет ли он музыкантом, но точно будет театральным человеком. Максим всегда со мной: на выступлениях, репетициях, гастролях. Можно сказать, театральную жизнь познал с пелёнок.
- Вас слушают миллионы. А какую музыку слушаете вы?
- К примеру, в Нижнем я слушал Верди. В моём плеере огромное количество музыки - примерно 25 дней. И классика, и опера, и суперпопулярные хиты. Абсолютно все жанры. В зависимости от настроения я выбираю соответствующую музыку. Но когда работаю, музыку не слушаю вообще (смеётся).
Полный текст интервью читайте здесь.
[201] «Сибирский экспресс» в Нижнем 
Иосиф Кобзон о песнях-жемчужинах, семье и карьере