Осень принесла с собой традиционную для многих простуду. А, значит, снова поликлиника, очередь к врачу, разговоры, чтобы скоротать время ожидания. Больше всего в очереди к кабинету врача пожилых людей. Что неудивительно: в почтенном возрасте иммунитет уже не тот. Впрочем, молодых тоже хватает. Вот симпатичная брюнетка лет тридцати играет с чужим ребенком, которому успела понравиться приветливой улыбкой. Рядом с ней сидит пожилая соседка в пушистом берете и наблюдает.
«Марина, а когда своих-то заведешь? – участливо интересуется бабушка. – Пора бы уже и своих детей заводить. А то все училась, потом работала, так и поезд уйдет. В старости некому будет стакан воды подать».
Марина смущается и не спуская с рук шаловливого мальчугана лет трех, пытается оправдаться.«Нина Ивановна, даже не знаю, что сказать, - говорит молодая женщина. – Пока не встретила человека, который показался бы мне надежным, чтобы полюбить его и выйти замуж. Детей же надо рожать от любви. А насчет стакана воды... Когда вы болеете, вам за лекарствами я в аптеку хожу, а не ваш Андрей».
Нина Ивановна скорбно поджимает губы и долго молчит. Затем медленно рассказывает, почему ее сын не может за ней ухаживать. Ее Андрей – не пьяница какой-нибудь, как у Федотовой из 18-квартиры и не сидит, как у Петровны из 102-й. Растила его Нина Ивановна одна, муж рано погиб, сшибло его машиной. Андрей рос болезненным мальчиком, но проказливым. Приходилось за ним следить да по кружкам водить, чтобы не было времени на баловство. Тяжело было, ведь работала на двух работах: с утра на швейной фабрике, а вечером мыла подъезды в родном микрорайоне. Хорошо, что сын еще при Союзе вырос, сумел в институте бесплатно выучиться на инженера. Попал в армию служить на Север, да так и остался там. Женился, дети пошли. До 90-х годов, бывало приезжал к матери с женой и внучками.
«Как началась перестройка да капитализм этот, - жалуется Нина Ивановна, - так и зарплату платить перестали сыну с невесткой. С годами вроде все устоялось, да все равно не хватает денег, чтобы всем вместе приехать в гости. Присылают денег понемногу, но в гостях в Нижнем не были после кризиса еще ни разу».
Нина Ивановна вздыхает и украдкой смотрит на Марину. В самом деле, разве сейчас всегда дети могут помогать своим родителям? У сестры Прасковьи дочка вроде бы недалеко живет, на Бору, приезжать-то приезжает. Да вот деньгами помочь не получается: Лариса ее всего-то 15 тысяч получает, двое детишек несовершеннолетних, а с мужем-алкоголиком развелась. Прасковья-то сама еще крохи из пенсии для внуков откладывает. Так что стакан воды-то перед смертью напиться подадут, а финансовой помощи ждать не приходится от взрослых детей. Им самим бы продержаться.
Марина, играя со своим маленьким знакомым Сережей, задумывается о своем. С одной стороны, семьи и детишек хочется, конечно, да и пора уже. С другой стороны, кто даст гарантию, что она сможет детей выучить, чтобы они смогли получить хорошую профессию с достойной оплатой. Не станет ли она в старости обузой для взрослых детей, если они обзаведутся семьями и сами будут еле-еле сводить концы с концами? Подруга ее Рита вообще все время смеется, что может получиться, как в том анекдоте: а что если не захочешь пить перед смертью, и никакой стакан воды будет не нужен. Мол, одни трудности, недоедания, недосыпания, нервы, проблемы - и все ради чего?
Маленький Сережа доверчиво смотрит на Марину доверчивыми голубыми глазами и вдруг, улыбнувшись щербатым ртом, говорит : «Тетя, я тебя люблю! Ты хаошая». У Марины теплеет на душе: а ведь наверное, насколько нежнее прозвучало бы здесь слово «мама».
Ну и что, пусть проблемы, пусть трудности! Ведь в жизни ничего не дается без борьбы и преодоления. Зато какая радость – услышать такие слова от маленького чуда, какое счастье, когда на шее виснут внуки, когда есть кому прочитать сказку и спеть колыбельную.
"Ничего, - улыбается про себя Марина. - Все будет хорошо. Мы все преодолеем вместе".