«Натка! Ты умирать удумала?!» Блокадница – о том, что помогало жить

Есть даты, забыть которые невозможно. 27 января 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда.

Наталья Курепина с мамой и сестрой пережила в городе на Неве все 872 блокадных дня. Как это было, Наталья Юрьевна, сегодня председатель правления общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» Нижнего Новгорода, рассказала nn.aif.ru.

Спасительная дуранда

Злата Медушевская, nn.aif.ru: – Наталья Юрьевна, вы родились в Кинешме Ивановской области. Как получилось, что оказались в блокадном Ленинграде?

Наталья Курепина: – Родители развелись, когда я была ещё совсем маленькой, и мама, оставив меня с бабушкой и дедушкой, уехала налаживать жизнь в Ленинград. Там она вновь вышла замуж за человека, которого я называла папой – Семёна Погориллера. В четыре года меня привезли в город на Неве. В 1936 году родилась моя любимая младшая сестра Эмма.

22 июня 1941 года наша дружная семья встретила в Петергофе, куда мы приехали снять дачу на лето. Когда узнали, что началась война, хотели сесть в поезд, чтобы вернуться в Ленинград, но мест, конечно, не было. Кто-то подсказал идти к Финскому заливу и там попытаться уплыть в город на судне. Над Кронштадтом уже были слышны выстрелы…

По приезду в Ленинград папа тут же ушёл в военкомат, и больше мы его никогда не видели. Он лежит в братской могиле в Ленинградской области... К нам из области перебралась мамина младшая сестра Татьяна.

Потом всё произошло быстро. 8 сентября 1941 года началась блокада, а ноябрь уже был «смертный», люди массово начали умирать от голода. В декабре 1941-го трупы лежали на улицах.

– Как спасались от голода?

– Мы, как все, получали хлеб по карточкам, но всё равно было очень голодно. Кстати, мама, когда делила хлеб, себе всегда отрезала двойную порцию. И это правильно – она работала.

Добытчицей у нас была мамина сестра Татьяна. Помню, как-то в мебельном магазине достала столярный клей. Из него варили вкусный студень.

Однажды, когда есть было совсем нечего, я вышла на лестницу и думаю: «Всё, умирать будем». И вдруг вижу: в соседнем дворе стоит грузовая машина с надписью «Фураж». Прихожу домой и спрашиваю у Тани: «Что такое фураж?» Она тут же кинулась к водителю грузовика и на что-то выменяла у него дуранды – так в Ленинграде называли спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Из них делали кашу, лепёшки. На этот раз дуранда нас спасла!

У папы был брат Александр, он со мной много занимался до войны и всю блокаду служил недалеко от нас, в Ораниенбауме. И вот на пороге новый 1942 год, мы лежим, обессилев от голода, еды нет вообще! Вдруг приезжает дядя Саша и привозит с собой небольшой кусок коровьей шкуры и хлеб. Мы шкурку опалили, сварили очень вкусный суп и немного ожили. 

Я резко повзрослела, когда в марте 1942 года не стало маминой сестры Тани. У неё был знакомый, этакий Остап Бендер. Они встретились, а он выкупил много хлеба и Таню, находившуюся на грани дистрофии, щедро накормил... Это оказалось для неё смертельным. Из жизни она уходила месяц, очень тяжело. Тане было 20 лет.

Выжили, потому что были вместе

– В условиях страшного голода сложно оставаться человеком. Люди помогали друг другу?

– Город бомбили, но в бомбоубежище мы спускаться не могли – его залило водой ещё в октябре 1941 года. А я очень боялась воздушных тревог. Наша соседка по коммунальной квартире Анастасия Максимовна, по словам мамы, когда-то белошвейка при царском дворе, втайне дала мне молитву «Живые в помощи». Сказала: «Будут бомбить – читай молитву. Бог спасёт».

Анастасия Максимовна учила меня шить, читала стихи Надсона и Апухтина… Однажды в сильные морозы она ушла за зарплатой и больше не вернулась. Кто-то из соседей потом сказал: «Максимовна лежит на сугробе»…

Другой сосед спас меня от смерти. В мае 1942 года все ноги у меня покрылись страшными язвами – началась цинга. Пошли провалы в памяти, я теряла сознание, от еды рвало. Видела, как вокруг от голода умирали люди, и понимала: скоро и мне конец.

У нас был сосед по фамилии Шнитман, он ушёл на фронт. И вдруг я лежу в полубреду и вижу, как он наклоняется надо мной и говорит: «Натка! Ты чего тут, умирать удумала?» Оказалось, в июне 1942 года Михаил Аркадьевич пришёл домой на побывку с полным рюкзаком продуктов. Но хлеб мой желудок не принимал. Тогда он предложил маме испечь блинчик из муки. По крохе я ела блинчик. После второго пошла на поправку. Всё время, что Шнитман был на побывке, он делился со мной едой.

Вторая жена моего родного отца, которая была военным медиком, со знакомой прислала в Ленинград две шоколадки. Мама давала их нам по кубику в день – сами мы не смели брать, хотя есть хотелось ужасно.

Но люди вокруг разные были. Как-то с карточками пошла в булочную на Староневский проспект. Вошла в небольшое помещение перед дверьми булочной, человек пять вдруг окружили меня и начали напористо уговаривать пойти с ними, обещая много игрушек. Зачем? Куда они меня звали?

– Вы с мамой и сестрой провели в Ленинграде всю блокаду. Почему не эвакуировались?

– 23 января 1942 года вышло постановление: всех детей из блокадного Ленинграда вывезти. Бывало, и насильно из семьи изымали. Но мама нас не отдала. Мы с сестрой были разновозрастными, нас бы распределили в разные детские дома. Мама боялась после войны нас не найти.

Но у неё был сильный характер, в самые трудные моменты она не поддавалась панике или унынию. Мы с сестрой следовали маминому примеру. Бывало, мама спросит: «Вы голодные?», а мы с сестрой головами машем: «Нет!» – и сразу у всех улыбки. Возможно, то, что мы были вместе, и помогло выжить.

«Живу за всех, кто погиб». Блокадница – о вере и стойкости ленинградцев Подробнее

«Запомни этот день, девочка!»

– Жизнь есть жизнь. Были в блокаду и хорошие моменты?

– Весной 1942 года открыли два кинотеатра, там показывали музыкальный кинофильм «Большой вальс». Потом заработал Театр Комедии. «Сильва», «Раскинулось море широко», «Принцесса цирка» – весь репертуар мы пересмотрели с классом.

Замечательная школа у меня была. Я в блокаду Шекспира, Лермонтова читала. Было и хорошее, этого тоже не забыть...

– Вы помните, как узнали об окончательном снятии блокады?

– Для всех блокадников главный праздник – прорыв блокады 18 января 1943 года. В этом году мы отметили 80 лет этого великого события. Но я помню, как ещё 12 января шла в школу, гремела канонада и кто-то над головой сказал: «Запомни этот день, девочка!» Насмерть бились за Ленинград!

27 января 1944 года, в день полного снятия блокады, в Ленинграде был салют. Как мы с сестрой уговаривали маму пойти смотреть салют! Но она сухо отрезала: «У меня праздника нет». Она долго отходила от известия о смерти мужа.

После блокады я ещё несколько лет прожила в Ленинграде, выучилась в техникуме и уехала в Горький, где жил мой родной отец. Потом заочно получила в Ленинграде высшее образование, долгие годы работала в Горьком под началом главного архитектора города Вадима Воронкова.

Вышла замуж, родила сына. Однажды пробовала вернуться жить в Ленинград. Не смогла…

– Как люди относились к вам, когда узнавали, что вы пережили блокаду?

– Эта страшная трагедия Ленинграда и его жителей долго замалчивалась. Я себя героиней никогда не считала и ни в семье, ни на работе ничего особо о тех днях не вспоминала. Помню, муж как-то сказал: «Никому ничего не говори о блокаде! Тебе никто не поверит, что человек такое может пережить!»

А мы пережили, и нас осталось мало. В Нижегородской области блокадников сегодня уже меньше сотни. Главное дело моей жизни уже много лет — общественная организация «Жители блокадного Ленинграда». Занимаюсь выпуском книг воспоминаний, организую мероприятия, объединяющие блокадников, провожу уроки мужества для школьников. Я хочу и должна говорить о блокаде! Своё прошлое, каким бы тяжёлым оно ни было, надо помнить и чтить.