Весной 1945-го в Берлине стояла прекрасная погода. Несмотря на бомбёжки, столица Германии сохраняла свою красоту. Пригород и вовсе утопал в цветах. Операционная сестра Марфа Трошина, молодая девчонка из Большемурашкинского района Горьковской области, не могла поверить: люди, которые живут среди цветов, напали на Советский Союз.
Накануне 70-летия Победы в Великой Отечественной войне Марфа Алексеевна Коврижных (в девичестве Трошина) принимала поздравления в стенах «второго дома» - Нижегородского областного онкодиспансера. Работе там она отдала больше полувека. О буднях старшей операционной сестры во фронтовом госпитале рассказывает сама героиня.
«Генерала не помню, а вот коня…»
- Мне не было и 19 лет, когда началась война. Родилась я в Большемурашкинском районе. В 1939 году окончила медшколу при больнице №12 в Сормове. Направили на работу в больницу №14. В 12 часов дня 22 июня прибегает подружка Нина и говорит: «Машенька, беда! Началась война - немцы напали на Советский Союз». Я отвечаю: ну, это нас с тобой не касается. А когда пришла домой, нашла на тумбочке повестку: «Завтра явиться… Иметь при себе паспорт и смену белья». Вот с этим я и ушла из дома.
Нас отвезли в строительный институт. Там формировали госпиталя. Я попала в 133-й. Пару недель мы стояли в Горьком, потом нас начали собирать на фронт. Выдали мне шинель, а я маленькая, утонула в ней. Давай обрезать. Обрезала, надеваю - а она мне по колено. Я - в слёзы.
Обувь поначалу была своя, мы носили такие брезентовые сапожки. Потом стали выдавать. Помню, досталась мне пара 42-го размера, а у меня 34-й! Смешно теперь, а я тогда плакала.
В одну из ночей нас подняли криком: «По машинам!» Привезли на вокзал. Там уже ждал поезд с «телячьими» вагонами - с нарами, покрытыми соломой. Нас на них положили, и поезд тронулся. Родные бежали вслед, плакали. Меня никто не провожал.
Едем, едем, куда - не знаем. Так оказались в Беларуси, в местечке под названием Белынковичи. Там мы развернули палаты. Война в 1941 году была преимущественно десантной. Где десант высадили, там и боевые действия. Так что мы не знали, когда и куда нам ехать.
Прибыли в г. Чаусы. Начальник уехал в санотдел. И тут слышим - крик. Приезжает генерал на белом коне. Генерала я не запомнила, а вот коня в яблоках - на всю жизнь. Вы, спрашивает, кто такие? Я говорю: это полевой госпиталь, я старшая операционная сестра. Он кричит: вон отсюда, чтобы и духу вашего не было, неужели вы не слышите, как немцы уже убивают мирное население?
Мы бегом собрались, выехали. У меня стояли две колбы с одеколоном и спиртом. Пришлось их вылить, нельзя было ничего немцам оставлять. До сих пор жалко.
Вслед нам летели огненные шары. Потом я уж поняла, что это были снаряды.
На фронте замуж не пошла
Война забросила нас в Польшу. Развернули госпиталь на берегу Вислы. Там жила пани с двумя дочерьми, польскими красавицами. Как начали привозить раненых, так пани не выдержала - оставила нам свой дом и уехала. Мы заняли одну квартиру под операционную, вторую - под палату. Ещё там был какой-то сарайчик, мы в нём День комсомола отмечали.
Работы было много. За операционным столом стояли днями. И это было нам нормально. А вот когда при этом медикаментов не хватало, вот тогда душа была не на месте. Летом было трудно, крови нам не хватало.
Санитаров было очень жаль. Они таскали носилки день и ночь, надевали ремни на шею. На плечах и шеях у них были кровавые раны.
Готовить перевязочный материал помогали все, включая шофёров. У меня были матрасные наволочки, полные салфеток, шариков и баранок. К нам в госпиталь везли самых сложных раненых.
Сама я ранена не была, только контужена. А однажды чуть не погибла. Мы стояли в польском городе Заган. На другом берегу был немецкий склад медицинского инвентаря. Начальник госпиталя говорит: езжай, возьми всё что нужно. Дал мне в помощь двух санитаров и машину. Мы её нагрузили до самого верха. Укладок набрали немецких - это были такие деревянные ящики, где каждый инструмент лежал в своей ячейке. Только мы отъехали, как склад взорвался. Если бы на пять минут задержались, погибли бы.
Зимой замерзали. Спасали такие маленькие мешочки, в которые немножко воды надо было залить, и они нагревались. Спали на снегу, спали под дождём. Помню, стояли как-то в лесу, я заснула под деревом, и с него вода на меня капала. Подходит начальник машины, стоит надо мной, причитает: «Куда забросили ребёнка! Что мать-то думает!» Открываю глаза: «Ты чего причитаешь?» А он: «Жалею тебя». Тут-то я и расплакалась.
За годы войны гимнастёрки надоели страшно. И сапоги! Хотелось туфельки носить, а ничего не было. Мы ж девчонки молодые были, гулять хотелось! Один шофёр привёз гармошку, а врач - скрипку. Как заиграет музыка, так сразу набегали парни - всегда поблизости какие-то воинские части стояли. Начинались танцы. Замуж можно было выйти в любую минуту. Но я дала себе слово, что на фронте замуж не пойду. Если буду жива, то уж после войны.
«Здесь была Трошина…»
В 1945 году в Германии были страшные бои. Мы прибыли в город Фрайберг. Был солнечный хороший день, мы под госпиталь заняли школу. Стали выбрасывать парты, готовить место для раненых, а стрельба снаружи всё усиливалась. У нас в госпитале был раненый врач с передовой, он в тылу не мог усидеть - пошёл узнавать, как дела. Вернулся наутро и кричит: «Ура! Война кончилась!» Мы и поверить не могли.
Потом официально сообщили. Выстроили нас на улице, и мы салютовали. У меня был маленький бельгийский браунинг, я из него салютовала.
Вскоре нас повезли в Берлин. Окраины там сохраняли свою красоту. Сады, розы, цветы повсюду… Когда выехали на Линденштрассе, увидели Рейсхтаг. Потолок провалился, стены разбиты. Все, кто приходил, расписывались на стенах. Я тоже написала: «Здесь была Трошина…».
В здании была лестница, каких я никогда не видела. Узкая, как змея, она тянулась снизу вверх до самой крыши. Я полезла. Думаю, не буду вниз смотреть, только вверх. Так и добралась. Выхожу - а там наш флаг. Подошла, подержалась за древко.
Весь Берлин был как на ладони. Чего вам надо было, немцы, у вас же всё есть, такая красота! Спускаюсь, меня подруга ждёт. Пойдём, говорит, в оперный театр, там, может, какие наряды остались. Приходим, а там крыша провалилась, всё щебёнкой посыпано.
…После демобилизации нас ещё месяц держали во Львове. Госпиталя были переполнены ранеными, там такие пациенты были, что гражданские боялись подойти к ним, не только помогать, как увидят, что черепушка пустая и мозги рядом. Насилу вырвались домой.
Мама проводила на фронт пятерых - меня, моих братьев Женю и Ваню, папу и мужа моей сестры. Сама мама осталась с четырьмя малышами на руках, старшему - 10 лет, младшему - 2 года. Как-то выжили. Женя погиб на Ленинградском фронте. Где он похоронен, неизвестно. Наверно, в какой-то братской могиле.
Раньше мы собирались каждый год, отмечали День Победы. Теперь уж никого не осталось из госпиталя… Только я.
«Любой бой был адом». Воспоминания нижегородцев, переживших войну 
Опубликованы фото празднования Дня Победы в Нижнем Новгороде 
Страницы воспоминаний 
Непраздничные откровения ветеранов: «Человек на войне не значит ничего» 
Наталья Халезова: митинг во хмелю или Гайд-парк на теплотрассе