Любовь к четырём топорам
– Ольга Ивановна, как становятся этнографами? Профессия во все времена всё же достаточно редкая…
– Лично я по складу характера гуманитарий, хотя первое высшее образование получила в архитектурно-строительном университете. Ещё я особа романтичная, мне всегда нравились путешествия, с которыми неизбежно связана этнография.
Наверное, ещё надо быть человеком коммуникабельным. По роду профессии ты общаешься с людьми, и это всегда невероятные жизненные романы! Такие истории надо уметь слушать. Именно в них скрыты важные сведения для учёного-этнографа: об укладе жизни, о традициях, об обрядах.
Я беседовала с сотнями людей, но некоторых помню до сих пор. Например, мы со студентами ездили в село Гагино на практику. Жила там бабушка Матрёна. На тот момент ей было лет 85. Первый раз я Матрёну увидела, когда она тащила с огорода мешок. Как воспитанная женщина предложила старушке помощь. Она хитро на меня посмотрела и сказала: «Ну помоги». Я этот мешок дотащила на одном самолюбии. В нём было килограммов 20!
Когда разговаривали, бабушка Матрёна достала кофточку красную, ни разу не надёванную. Сшила перед войной, а мужа убили. Куда вдове наряжаться? Эта женщина всю жизнь прожила в трудах, ворочая одна такие мешки, не имея красивой одежды, но сохранила удивительно доброе отношение к миру, такие светлые воспоминания о прошлом, хотя сколько в нём было тени! Я её уже много лет помню…
А мужчина-плотник лет 80 так рассказывал о своих топорах! Это звучало, как песня! У него за всю жизнь было четыре топора, он помнил, как обрёл каждый. Помнил, как его, молодого, учили опытные мастера, чтобы он «прозрел», смог увидеть дерево по-особенному.
Мы поговорили, он ушёл в лес. Вдруг вижу: несёт оттуда огромный букет черёмухи для своей парализованной старушки-жены.
И дом его муаровый как забыть?! Раньше же дерево не красили, а просто чистили с дресвой. Древесина была с такой удивительной матовой текстурой. Вот так рождаются мастера – от любви к своему делу.
– Получается, что этнография, по большому счёту, изучает людей?
– В широком смысле она изучает народы мира, их духовную и материальную культуру, историческое развитие. Этнография – наука молодая. В России она начала активно развиваться в середине XIX века с изучения чужих народов.
Потом стали исследовать русских и поняли, что наш народ тоже неоднороден: в разных местах живут люди со своими укладами и традициями. Если вдуматься, каждый народ формируется в согласии с окружающей его природой. Когда происходит становление нации, это играет решающую роль.
Это сейчас экономические факторы сильны. Раньше люди не выезжали за границы района, где родились, и питались только тем, что давала земля и лес…
Во времена сталинских репрессий археологов, например, трогали мало, а этнографы почти все сидели. Потому что требовалось говорить: народ стал прекрасно жить только при советской власти. А исследования показывали, что и раньше неплохо жили. Это не приветствовалось.
Люди любят вспоминать
– Как изменилась за последнее время работа российских этнографов?
– Увы, сейчас ни в одном вузе нет этнографической практики. Это очень важная часть работы, и многие ребята хотели бы ей заниматься.
В наши дни пожилые люди по понятным причинам стали осторожнее общаться с незнакомцами. Раньше как было? Приезжаю в деревню, иду в магазин, показываю музейное удостоверение, паспорт и прошу рассказать, с кем из местных жителей можно пообщаться по истории этих краёв. Иду к одной бабушке, уговариваю её на беседу. Она советует подружку, так обхожу всю деревню. Многие и накормят, и переночевать предложат.
Люди любят вспоминать, особенно если видят интерес в глазах слушающего. Сами они часто не осознают, что в повседневной жизни есть что-то интересное для учёных. Они в этой культуре родились и выросли.
Помню, в селе Суворово в Дивеевском районе делали с местными жителями жаворонков из глины. Вдруг одна женщина говорит: «Ну что ты как катаешь? Барахов, что ли, никогда не катала?» Мы расспросили дальше… И узнали о старинной, неизвестной ранее девичьей игре в глиняные шары. Жителям села это не казалось чем-то уникальным.
– А как в нас проявляется голос предков?
– Традиции на подсознательном уровне остаются с нами. Например, у моей подруги сын-школьник недавно по обмену съездил в Швецию. И потом рассказал: там продают такие наборы «Одень Христа». Честно скажу, я человек невоцерковлённый, скорее даже атеистка, но меня это возмутило. Для меня как для русского человека Иисус Христос – символ великого страдания. Игры с таким символом недопустимы.
Или, помню, когда-то археологи раскапывали могильник на территории сельского поселения Мордовии. Дожди над всей республикой лили не переставая. Пришли люди из сельской администрации и сказали: «Вы обижаете наших предков. Заканчивайте». У мордвы очень мощный культ предков. Они считают, что пращуры из XVII века могут влиять на их сегодняшнюю жизнь.
Посмотрите, какой интерес у людей к праздникам в архитектурно-этнографический музее-заповеднике на Щёлоковском хуторе! Это не просто на сцену вышли девушки в кокошниках и спели «Калинку-малинку». Русские праздники требуют участия каждого: сплясать, спеть, сыграть в какую-то игру. Когда попадаешь в эту историю, действительно весело!
Сохрани на долгую память
– Почему некоторые народы сохранили общинность, а русские – нет?
– Общинность достаточно долго была свойственна русскому народу. В 30-е годы прошлого века, когда шла индустриализация, люди переселялись в города целыми деревнями. Часто на одной фабрике работали жители одной местности. Община принимает и помогает всем, кто вновь приезжает. У нас и сирот раньше не было…
Но современная жизнь размывает эту обобщённость. Думаю, современные национальные общины рано или поздно это тоже ждёт.
– Сегодня самобытностью региона пытаются привлечь туристов. На ваш взгляд, почему процес пока плохо идёт?
– К сожалению, составляя туристические маршруты, с этнографами мало кто советуется. Вот есть село Большое Поле в Воскресенском районе. Там местная женщина некогда ухаживала за старушкой. После смерти подопечной решила сохранить характерный для тех мест быт её дома нетронутым. Дополнила его несколькими интересными экспонатами. Женщина эта говорит на местном самобытном диалекте. Природа там красивая. Вот где живая история народа, которую интересно посмотреть!
Я считаю, и в каждом районном музее должна быть своя «красная нить», которой нет нигде. Создание музейной коллекции – это тоже сложное этнографическое исследование, а не просто собрание редких вещей.
– Сегодня в некоторых семьях не принято хранить старые вещи. Мол, новые – лучше. Это неуважение к традициям?
– Конечно, нельзя хранить всё. Надо беречь вещи, сакральный смысл которых ты понимаешь. Например, есть старинные полотенца. Это вещь совершенно особенная, без которой не проходил ни один семейный обряд: рождение, свадьба, похороны. Когда невестка приходила в семью мужа, всем его родственникам она дарила полотенца. Она как бы говорила: теперь я с вами и в горе, и в радости.
Женщины не просто ткали полотенце – они творили оберег и верили в его силу.
Бывает, люди показывают гостям фамильную драгоценность. Да не было у наших деревенских бабушек колец с бриллиантами! Были полотенца!
Мужчины с таким же благоговением относились к инструментам отца. Такие вещи надо бережно хранить и передавать по наследству.
Досье
Ольга Александрова. В 1988 году окончила исторический факультет Университета Лобачевского. Научный сотрудник этнографического отдела Музея ННГУ. Старший научный сотрудник Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника и Архитектурно-этнографического музея-заповедника на Щёлоковском хуторе.
Смотрите также:
- «Рисовать умеет каждый». Как бухгалтер стала художником →
- Сергей Шнуров: «Нахожусь в поиске любви» →
- Молодость начинается с пенсии →