Некоторые воспоминания нам передали дети и внуки бойцов советской армии, потому что самих защитников Отечества уже нет в живых. Здесь собраны самые искренние высказывания, напоминающие, что, несмотря на Победу, война была огромным горем для каждого участника. И лучшей наградой для победителей было, есть и остается мирное небо над головой их потомков.
Пётр Савельевич Мухачёв, Кемерово: «При взятии Берлина мы участвовали в форсировании реки Одер, которое происходило под прикрытием артиллерийского огня. Шквал огня стоял такой, что вокруг ничего не было видно! Немцы отчаянно защищали свой последний оплот. После этих боев вода в реке стала алой от крови, я никогда ее не забуду».
Владимир Георгиевич Туров, Петропавловск-Камчатский:«Нам давали награды за то, что мы хорошо убивали. Чем лучше ты убивал, тем больше потом у тебя было наград. Знаете фразу «Человек — это звучит гордо»? Самое страшное, что человек на войне не значит ничего».
Нина Колько из Челябинска на войне познакомилась с будущим мужем. «Из-за свадьбы с Колей не дошла 90 километров до Берлина. Домой меня отправили с фронта, рожать сына. Мы шли по Литве, Латвии и Польше… И однажды наткнулись на распятого солдата - умели фрицы проклятые морально русских дезориентировать».
Василий Дмитриевич Жернаков, Кемерово: «Был дан приказ: «Вперёд!», и мы побежали по большому полю. Смотрим, а на пути, то там, то здесь разбросаны красивые, разноцветные кружочки. Я бежал, перепрыгивая через них. Но вдруг услышал взрывы. Оглянувшись, увидел как многие солдаты, задевая эти тарелочки падали от взрыва. Только потом объяснили, что они попали на минное поле, а разноцветные тарелочки – это противотанковые мины».
Александр Леонидович Кремлев, Барнаул: «Под Прохоровкой танки, как люди, которые идут в рукопашную, наползали друг на друга, давили, подминали под себя. Людей вообще видно не было на поле – одни машины. После битвы уже собирали трупы, отрезанные руки-ноги-головы… Не приведи, Боже, такой смерти никому крещенному».
Нина Петровна Павлова, Екатеринбург:«Мама умерла от голода, когда мне было 11 лет. Помню, чтобы не замерзнуть, ходила к железной дороге, стояла там по пояс в снегу, ждала, когда сердобольные машинисты выкинут мне на ходу немного угля. Однажды у меня дом обчистили, почти все вынесли. Но самое тяжелое время настало, когда вытащили из сумки продуктовые карточки. Голодала я очень, в голове одна мысль была - кушать, кушать, кушать… Пыталась ковырять на огороде мерзлую картошку, оставшуюся с осени. Некоторое время я держалась, даже полы в доме скребками чистила регулярно до белизны - к чистоте и порядку меня еще отец приучил. А потом совсем обессилела. Легла в холодной избе на кровать и стала умирать. Спасли соседи, взяли в свой дом».
Мария Сергеевна Демьяненко, Кемерово:«В тёмных, холодных вагонах ехали очень долго, еда – вода и сырая брюква. По прибытию в Германию всех согнали в какой-то лагерь, где всех заставили вымыться и сфотографировали с дощечкой на груди, на дощечке писали мелом номер. На следующий день в лагерь в течение дня приезжало много немцев, а мы голодные на холодном ветру стояли весь день. Нас рассматривали, как лошадей на базаре, что-то говорили на непонятном мне в то время языке. Меня выбрал какой-то мужчина с женщиной, взяли в услужение или рабство».
Владимир Петрович Петров, Нижний Новгород: «В июне 1945 года нам на нижегородский адрес пришло письмо с приглашением зайти в ленинградское фотоателье и получить свои фотографии. Мы с мамой удивились, ведь мы были в концлагере, какие снимки? Но все же поехали в Ленинград в это фотоателье. Нам вручили большой пакет, который чудом сохранился в блокадном городе. Оказалось, это отец , с которым нас разлучили в самом начале войны, живя в голодном осажденном городе заказал портреты своей семьи. Он всегда носил с собой нашу маленькую карманную фотографию, а тут решил сделать фото побольше. Скучал и беспокоился о нас: ведь никаких вестей друг о друге у нас не было. Словно чувствовал, что может не выжить. Вот эти фото мы теперь и храним в семейном архиве».