От всего сердца. Кардиохирург Михаил Широков - о вере и награде за работу

Лауреат премии им. Бориса Королёва кардиохирург Михаил Широков рассказал «АиФ-НН» о профессиональной самоотдаче, пользе разумного цинизма и о том, как вовремя прыгнуть в «терапевтическое окно».

Вокруг одни хирурги

NN-AIF.RU:- Михаил Валерьевич, вы согласны, что хирург - не профессия, а призвание?

Михаил Широков: - По крайней мере, осознанное стремление стать именно хирургом всё же должно быть. Эта профессия требует огромной самоотдачи. Человек должен быть к этому готов.

Для себя иной профессии не представлял. Я вырос в больничной среде - не потому что часто болел, а потому что мама была хирургом. Мы даже жили в доме, расположенном около пятой городской больницы, где мама работала... Моя жена - хирург, сын - хирург. Как-то так сложилось.

- Врачи поколения вашей мамы действительно в лучшую сторону отличались от их современных коллег?

- Искренне считаю, что и сегодня среди хирургов много хороших специалистов. У нас есть работоспособные, но главное - стремящиеся к знаниям молодые люди. В наши дни много вопросов к первичному звену медицины - участковым, поликлиническим врачам. Сердце можно и нужно лечить, не доводя пациента до операционного стола! Обидно, когда видишь людей с запущенными, а то и фатальными случаями.

И потом, хирург сделал операцию, но дальше нужна сложная реабилитация. Её должны назначить и грамотно корректировать терапевт и кардиолог, и делать это надо не по шаблону. Как говорили наши учителя, есть одинаковые болезни, но нет одинаковых больных. Причина нынешней плачевной ситуации, на мой взгляд, во многом в том, что сменилась система медицинского образования. Считаю, раньше она была очень рациональной и, думаю, одной из лучших в мире.

- Как я понимаю, есть проблемы и при оказании скорой помощи кардиологическим больным?

 - Здесь я бы поспорил. «Терапевтическое окно», например, в случае инфаркта - шесть часов. Если в течение этого времени человек попадает в специализированное медицинское учреждение, то шанс не просто спасти пациента, но и сохранить ему достойное качество жизни высок. Сейчас в регионе работают первичные сосудистые центры, где это можно сделать.

Диагноз, а не приговор

- Вы в основном оперируете новорождённых детей. Почему болеют малыши? Откуда тяжёлые пороки сердца у таких крох?

- Этот вопрос практически всегда задают родители. 98% пороков у малышей - врождённые, а значит, они случаются из-за неких сбоев на генетическом уровне. Конечно, есть факторы, которые влияют на возникновение сердечной патологии у плода - например, серьёзная инфекция, перенесённая матерью в первом триместре беременности. Но в большинстве случаев инфекций не было, а порок есть. А бывает, что и у мамы, и у папы малыша врождённые пороки сердца, а дети их совершенно здоровы. Не отвечу я на ваш вопрос... Если отвечу - сразу Нобелевскую премию дадут.

- Как вы относитесь к теории естественного отбора, к которой порой апеллируют врачи, объясняя невозможность помочь новорождённым пациентам?

- Для врача такого понятия существовать не должно! Вопрос в другом: есть пороки сердца, которые до конца вылечить нельзя. Такому пациенту на протяжении всей жизни потребуется многоступенчатое интенсивное лечение, в том числе и хирургическое. Вот об этом мы родителям должны сказать при выявлении сердечной патологии у плода на ранних сроках беременности. Без дальнейшей отдачи мамы и папы все усилия врачей будут тщетны. Но окончательное решение всегда принимают родители. Диагноз врача - это не приговор. Он не господь Бог.

- Если родители принимают решение сохранить беременность, у них потом будет возможность добиться для ребёнка адекватного лечения?

- Мы снобизмом не страдаем и реально смотрим на свои возможности. У нас областная больница, обслуживающая пациентов из одного региона. Есть тяжелейшие случаи пороков, которые в нашей профессиональной практике единичны. Этих пациентов направляем в федеральные сердечно-сосудистые центры, куда привозят детей со всей России. Там выработан нужный алгоритм лечения. Но такие случаи крайне редки. Родители нам доверяют. Мы стараемся помочь. Что касается высокотехнологичных операций, очереди на них, во всяком случае в нашем отделении, нет.

Но детям после оперативного вмешательства нужна реабилитация. Одно дело - когда ребёнок живёт в городе и такую амбулаторную помощь получить может, другое - если малыш после операции уезжает в глухую деревню. Во многих районах области детских врачей-кардиологов вовсе нет. Сегодня мы вместе с региональным минздравом пытаемся решать эту проблему. Никто не заинтересован, чтобы маленькие пациенты становились инвалидами!

Главный трансплантолог России: трансплантация — это большая, тяжёлая работа

 

Где был? В операционной!

- Вы сказали, что врач не Бог. А вы в Бога верите?

- Не назвал бы себя особо верующим человеком. Ну, наверное, когда у тебя тяжёлый пациент, невольно думаешь: «Господи! Только бы выжил!» Пару раз свечки ходил в храм ставить за здоровье тех, кого оперировал...

Бывает, что надо признать свою беспомощность. Это тяжело. Но вся наша команда врачей в каждом случае борется до последнего. Учителя нам говорили: «Умирать с каждым пациентом хирург не должен. Завтра тебя ждёт следующий больной».

Но мы не циники, привыкшие к смерти. Каждый трагический исход уносит и у врача частичку жизни. Кто-то показывает свои эмоции, кто-то - нет. Но переживают все. И, конечно, я радуюсь, когда вижу своих маленьких пациентов через 5-10 лет, и у них всё хорошо! Это лучшая награда за работу.

- Вас, наверное, дома хорошо понимают - жена и сын хирурги…

- У нас полное взаимопонимание. Если кто-то из нас задерживается, мы не задаём вопроса: где ты был? Ответ, как правило, очевиден: в операционной. О работе мы сегодня много разговариваем с сыном - делимся опытом.

- Не могу не спросить у вас: как сохранить сердце здоровым долгие годы?

- Главное - движение. Это действительно жизнь.