Фильм «Больше – Меньше»: арифметика и анатомия личности

На этот раз фестиваль «Дни другого кино» проходит под весьма интригующим девизом: «О чём молчит мейнстрим». На этой неделе завесу тайны молчания приоткрыла картина «Больше – Меньше». Режиссёр - Денис Банников, который известен своими работами в театре и на телевидении.

Читайте также

«Другое кино» - фестиваль с лицом «Обезьяны»

Собственно, и фильм, о котором идёт речь, был создан на основе театрального спектакля. По форме подачи это сразу чувствуется – пафосная декламация, утрирование эмоций и декорации-декорации-декорации в главных ролях. Поначалу даже закрадывается мысль – не дебютантки ли актрисы, уж очень по-ученически выглядят их актёрские приёмы. Вскоре становится понятно, что таков замысел режиссёра, служившего в театре и набившего руку на рекламных роликах и телепередачах. Канва замысла приблизительно такая: пройти от частного к общему, от желания переделать грудь – к анализу окружающей нас действительности. Кто её создаёт? Кто от неё страдает? Как жить, если с детства ты погружён в тоталитарный мир и мучаешься оттого, что мир не соответствует тебе, а ты – совсем не подходишь для этого мира? В фильме сделана попытка поразмышлять над этими вопросами и предложить единый ответ на них.

Героини по очереди рефлексируют в интерьерах клиники пластической хирургии, в своём прошлом – в школьных стенах – и даже в собственном подсознании. Но размышления эти чересчур усложнены. И не совсем кинематографичны. фильм получился неуютным по атмосфере. Непросто прорваться через постоянные лирические (и не очень) отступления от магистральной линии повествования, постоянные монологи, когда нельзя отвлечься, чтобы не потерять нить (которая всё равно теряется даже при сугубом внимании), кроме того, картина перегружена образами – тут и неопрятный студент-гений, и Сталин-людоед, и древнегреческие герои, и пластический хирург-демиург, и раскаявшийся диссидент, и архетипы школьных учителей – догматичная историчка и похотливый физрук... Кого только нет.

В визуальном и социальном изобилии трудно разглядеть суть. И если тех зрителей, кто в своё время уходил со спектакля «Больше – меньше», упрекали в неспособности воспринимать действо в течение пары часов, в клиповом сознании, то тех, кто ушёл бы с показа картины «Больше – меньше» скорее можно уличить в отсутствии клипового сознания. Ибо его наличие, несомненно, помогло бы воспринять оригинальную режиссёрскую подачу и досмотреть до финала. Если вы любите степенный и классический киноязык, то это кино вряд ли для вас. Оно скорее придётся по душе тем, кто любит искать рациональное в фантасмагории. Кстати, в финале оказалось (осторожно – спойлер), что пафос всей истории довольно прямолинеен (и даже укладывается в мейнстримовое прокрустово ложе): гармонию и свободу следует искать не в карьере и не в очертаниях тел, а внутри себя. Как говорится, «а мужики-то не знают!».

Грамотный социолог вполне мог бы на основании этой картины прочесть лекцию на тему того, что внешнее влияние составляет неотъемлемую часть личности. Все мы – продукты общества. О какой же свободе тогда можно говорить? Свобода чего от чего? Рассуждать об этом и надеяться найти однозначный ответ можно только на черноморском побережье во время шикарного огненного заката (одна из мизансцен фильма). Когда накатывает ощущение хаоса и бессмысленности, когда энтропия нарастает, самое испытанное лекарство, испробованное ещё нашими советскими предками, – это зацепиться за нагретый солнцем валун где-нибудь под Ялтой. Обнять его как самого лучшего друга. Лучше и умиротворённее – только море...

В самом начале фильма говорится о том, что мы поступаем неправильно: постоянно ввязываемся в борьбу с другими людьми с собой, чтобы потом стать легендой. А надо жить как-то иначе. Но не идеализм ли это? В конце концов, свобода – не пункт назначения, а тоже всего лишь культурный миф...

АиФ-НН благодарит за сотрудничество сеть кинотеатров «Синема Парк»

Смотрите также:

• Михаил Ефремов: С похмелья играть труднее. Особенно в театре →
• Дмитрий Харатьян: «В кино меня привела гитара» →
• Россия + один британец →