Коронавирус оставил многим серьёзные последствия – тромбозы и повреждённые ими кровеносные сосуды. Нижегородские учёные создали оптоакустический прибор, позволяющий оценить состояние мелких кровеносных сосудов после тромботической болезни.
Заведующий лабораторией ультразвуковой и оптоакустической диагностики отдела радиофизических методов в медицине Института прикладной физики РАН им. А.В. Гапонова-Грехова, кандидат физико-математических наук Павел Субочев рассказал nn.aif.ru, как новая разработка поможет пациентам и как сейчас люди приходят в науку.
Самостоятельность и ответственность
Злата Медушевская, nn.aif.ru: – Павел Владимирович, расскажите, как вы пришли в науку. Многие решают, что хотели бы заниматься наукой, ещё в студенчестве. Вы такое решение приняли только после защиты кандидатской диссертации. Почему?
Павел Субочев: – Я родился в Горьком, но, поскольку отец был военным, окончил сельскую школу в Белгородской области. Тем не менее, поступать решил на первый набор по специальности «Фундаментальная радиофизика и физическая электроника» на радиофизический факультет нижегородского госуниверситета. Поступил. Мои однокурсники – сплошь победители олимпиад разных уровней. Первые годы банально пришлось догонять их по уровню знаний.
Потом вместе с теми самыми ребятами-олимпиадниками с курса я попал на практику в отдел радиофизических методов в медицине Института прикладной физики РАН и постепенно втянулся в научную работу по пассивной акустической термометрии. После защиты кандидатской диссертации решил, что мне интересно заниматься оптоакустикой – областью научных знаний, охватывающей эффекты возбуждения и регистрации лазерного ультразвука.
Поскольку клиническая оптоакустическая ангиография была для института новым направлением, пришлось искать ресурсы на необходимые оборудование и материалы для работы. Так появилась некая научная самостоятельность, правда и ответственности стало больше.
– Искали грантовые средства?
– Да, и мне, на самом деле, в этом плане везло. Большинство грантов удавалось получать с первого раза, хотя априорные шансы в большинстве случаев были примерно «один к десяти».
Если говорить о грантовой практике, то один из её существенных минусов – так называемые кассовые разрывы. Это когда за счёт предыдущих трёх-пятилетних проектов сформирован костяк лаборатории, а финансирование на следующий год не продлевается. Финансирование лаборатории в рамках государственного задания кассовый разрыв, увы, не покрывает.
В кадровом плане с начала 2024 года нас выручают новые государственные и частные стипендиальные программы для талантливых аспирантов. Они предполагают хорошие ежемесячные выплаты на всё время аспирантуры, которые позволяют ребятам оставаться работать в лабораториях, даже если с грантами не очень везёт.
– А талантливые студенты в вузах есть?
– На мой взгляд, по сравнению с нашим поколением ребята сегодня более сознательные в плане выбора научной деятельности. Они готовы вкалывать, вкладывать силы в своё профессиональное будущее. Конечно, не все такие, но талантливые ребята среди студентов и аспирантов точно есть.
Другое дело, что нижегородские таланты часто поглощают столичные научные структуры. Существует реальная проблема: за одну и ту же научную работу на всех уровнях в Москве платят в разы больше, чем в Нижнем. Я считаю, что это создаёт нездоровые условия для конкуренции. Хорошие научные коллективы растят годами. Жаль, когда ключевых сотрудников переманивают длинным рублём, разрушая тонкие сложившиеся научные экосистемы. А сможет ли сотрудник быть настолько же эффективным в условиях новой лаборатории, ещё вопрос.
Тоньше волоса
– Возвращаясь к оптоакустике: в вашей лаборатории был разработан первый в России оптоакустический микроскоп для клинической ангиографии. В чём его уникальность?
– Темой оптоакустических ангиографов в мире много где занимаются. Наша главная инновация – сверхширокополосная ультразвуковая антенна, делающая прибор пригодным для визуализации кровеносных сосудов – от крупных магистральных до самых мелких. Внутри ангиографа также есть зелёный лазер, короткими импульсами он разогревает ткани человека, вызывая микроскопические колебания в сосудах. Ультразвуковая антенна улавливает их и помогает формировать ангиографические изображения внутренней структуры кровеносных сосудов с точностью до 30 микрон. Это в несколько раз тоньше человеческого волоса.
В нашей статье, опубликованной в 2024 году в журнале Pho-toacoustics, мы вместе с ПИМУ показали: ангиографический прибор может диагностировать посттромботические изменения сосудов, часто сопровождающие коронавирусные инфекции. Исследования, полученные при помощи оптоакустического ангиографа, могут быть необходимы для более точной диагностики и других ангиопатий (это поражения кровеносных сосудов при различных заболеваниях. – Ред.).
Разработкой оптоакустических ангиографов сегодня активно занимаются в США, Германии, Японии и Китае. Но если мы говорим про наши ультразвуковые антенны, то пока что они лучше зарубежных по ширине полосы и интегральной чувствительности.
Мой первый научный руководитель часто цитировал слова великого советского физика Михаила Миллера. Их смысл в том, что вся мировая наука – гладкое скоростное шоссе. И нам не нужно соревноваться с зарубежными учёными на этом шоссе. Наш удел – незаметно свернуть и по бездорожью, срезав угол, выскочить, бежать и некоторое время удивлять конкурентов нашим голым задом через дырявые штаны.
Нас, вероятно, догонят, но мы всё равно были первыми…
– Оптоакустический ангиограф апробирован на пациентах?
– Да. На мой взгляд, следующим шагом испытаний должно стать изучение сосудистой реакции на лечение. Так, существует обширный набор лекарственных мазей, но как они работают внутри мелких сосудов человека, в принципе неизвестно. Наш ангиограф позволит узнать, действует ли на микрососудистом уровне мазь, скажем, через полчаса после нанесения. В перспективе это позволит выбрать для конкретного пациента лечение, которое подходит именно ему.