Немодная специальность
Злата Медушевская, «АиФ-НН»: Нижегородская область была одной из первых в России, где заработал филиал Российской ассоциации реставраторов. Это потому, что в нашем регионе уникальная архитектура?
Владимир Молоканов: На самом деле памятников архитектуры общероссийского масштаба у нас не так уж и много: Кремль, здание Центрального Банка России и Дворец труда на Большой Покровской, фабрика «Маяк», Арсенал.
В начале 2000-х, когда создавался филиал, у нас была хорошая реставрационная школа. Сейчас есть сложности. Быть реставратором немодно, хотя профессионалы этого дела зарабатывают хорошие деньги. Наш строительный техникум в год выпускает одну группу реставраторов, а до производства доходят, дай Бог, один-два человека. Это печально.
– В истории Нижнего было время, когда он потерял часть архитектурного наследия?
В те же годы некоторые объекты культурного наследия уничтожались намеренно при точечной застройке центра города. Увы, тогда закон практически не работал, не было государственного финансирования реставрационных работ.
Но я могу сказать, что сейчас в Нижегородской области – расцвет реставрации. И по объёму работ, и количеству денег, которые государство выделяет на это.
По старинным рецептам
– Порой людей возмущает, что реставрация стоит огромных денег: не проще ли, мол, новый объект построить? Из чего складываются многомиллионные суммы?
– Конечно, построить что-то заново всегда проще, чем восстанавливать. Впрочем, как и историю всегда легче переписать…
Но объекты культурного наследия (ОКН) – это неотъемлемая часть нашей жизни, память о предках. Можем ли мы так легко всё разрушить? Есть памятники, утрата которых нанесёт непоправимый урон облику города.
У меня в архиве хранится градостроительный план Горького от 1931 года, где нет Кремля и Собора Александра Невского! Их хотели снести и поставить объекты, прославляющие строителей коммунизма. Был и такой подход к ОКН.
В реставрационных работах есть четыре основных момента: сохраняется объект культурного наследия и его среда, архитектура, материалы и ремесло – то, как это делается. Это классика реставрационных работ и очень дорогой процесс. Отсюда многомиллионные суммы.
– В Нижнем есть ОКН, отреставрированные по этим принципам?
– Частично. Мы реставрировали Дом Сироткина (художественный музей на Верхневолжской набережной) и гасили известь, чтобы штукатурить стены по старинной технологии. В здании Центрального Банка, работая с росписью, мы анализировали состав старинных красок, исходя из этого подбирали состав новых. Надо понимать, что классический процесс реставрации не только дорогой, но и долгий. Известь для штукатурки под живопись гасят от пяти до 15 лет.
Но обыватели порой этих тонкостей не видят. Помню, когда в отреставрированный Арсенал пришли первые посетители, кто-то спросил: «С деньгами совсем плохо было? Фасад отштукатурили, а внутри – нет». И как объяснить, что через руки реставраторов прошли миллионы кирпичей, которые они вычиняли, вставляли в тон, чтобы не было заметно новых материалов?
– Раньше строили на века, а сейчас реставрируют даже не на годы. Есть ли у реставрационных работ гарантийные сроки?
– Реставрация – это всегда научно-проектные работы. И на протяжении всего процесса должен быть научный руководитель, который проектную документацию дорабатывает. Когда мы принципы промышленного строительства погружаем в реставрацию, любая научная основа уходит. Как следствие, значительно снижается качество реставрации.
Например, Дом культуры в Чкаловске. После смерти Валерия Чкалова этот объект за год построили ссыльные из лагерей под руководством красного комиссара, присланного из Москвы. Некоторые работы выполнены очень хорошо (видимо, на тот момент нужные специалисты в лагерях сидели), некоторые – плохо. Материалы тоже разного качества.
Реставрируя ДК, мы меняли первоначальный проект, обнаруживая эти факты. При обычном строительном процессе это невозможно. Но если нет денег на качественную реставрацию, есть другие варианты поддерживать ОКН в нормальном виде.
Мистика, да и только
– Мы не раз видели, что после реставрации памятники утрачивали своё прежнее «лицо». Надо ли ужесточить за это ответственность?
– Человек должен понимать: покупая ОКН, он вписывает своё имя в жизнь и историю Нижнего Новгорода. У нас же люди рассматривают такие объекты как дёшево купленный способ быстрого обогащения. Но на памятнике не заработаешь.
Конечно, ужесточать законы надо, но правильнее давать при продаже исчерпывающую информацию об объекте: что там делать можно, чего нельзя. Поверьте, многие от покупки на этом этапе откажутся.
В Германии ОКН отдают новым собственникам дёшево, но те берут на себя обязательства по содержанию памятника на гораздо большую сумму. На следующий год добросовестному собственнику ОКН государство компенсирует 30% потраченного. На протяжении пяти лет – до 80%.
– Сейчас градозащитники борются за каждое историческое здание в центре Нижнего. Но есть же случаи, когда объект сохранить не получится?
– Не будешь биться за каждый дом – потеряешь всё. Как правило, сохранить архитектурный облик памятника архитектуры можно всегда, пусть в материалах, отличных от первоначальных. Подчеркну: речь не идёт о пеноблоках, стекле и бетоне. Места для таких построек и без центра города хватает.
Увы, деревянного Нижнего практически не осталось. Но воссоздавать его в кирпиче – абсурд.
Один из смыслов современной реставрации – старые объекты наполнять новыми смыслами, как это было с тем же Арсеналом (теперь в старинном Арсенале – Государственный центр современного искусства. – Ред.).
Но и музейный подход не ко всем ОКН применим. Если после грамотной реставрации там откроется хороший ресторан, а особенности здания будут охранять и подчёркивать, ничего плохого в этом нет.
– Вы занимались реставрацией многих знаковых для города объектов. Что-то запомнилось особенно?
– Каждый памятник архитектуры для меня особенный, порой даже мистический. Помню, мы восстанавливали старое здание областного суда на Большой Покровской после пожара. Быстро сделали кровлю и ещё два года занимались отделкой. Столько натерпелись! Прорывало трубы, отваливалась свежеположенная штукатурка, реставраторы уставали, казалось бы, на простых работах. Еле доделали.
И сразу после здания облсуда нам предложили реставрировать Нижегородский острог – тюрьму. Страхов было много. Стали работать – всё нормально. Возможно, потому, что в остроге есть домовая церковь – дух смирения.
После реставрации я на объекты по полгода не хожу. Кажется, что вот здесь недоделал, здесь мог бы лучше. А потом, у нас целый роман был с объектом во время реставрации. И всё, любовь закончилась, теперь я другой объект люблю…